Борис Шпотов
Если между социальными
группами или нациями возникает осознанное
чувство вражды или неприязни, причем без
"видимых причин" (войны или ее реальной
угрозы, других деструктивных факторов), то
диагнозом часто бывает межкультурный конфликт.
Его могут спровоцировать несовместимость
фундаментальных ценностей, религиозных или
светских идеалов, расистская идеология, шовинизм
и т.д. А иногда виновата... бессмертная
"демьянова уха"! Одноименная басня Крылова
символизирует то, как напористое дарение
ценностей может спровоцировать превращение их в
антиценности для другого: "и с той поры к
Демьяну ни ногой".
Американская политическая риторика
нередко вызывала именно такую реакцию в мире. В
своих классических формах конца XIX - начала ХХ в.
она основывалась на "американской мечте",
выводимой за пределы континента, чтобы помочь
всем народам устроить жизнь на тех началах,
которые в Соединенных Штатах обусловили
динамизм, политическую стабильность, постоянный
прогресс, высокий уровень жизни.
"Международная" составляющая "мечты" -
мессианская убежденность в том, что все захотят
перенять эти ценности, чтобы жить не хуже
американцев. А для этого необходимо в первую
очередь перестать быть заложниками местных элит,
отсталых диктаторских и имперских режимов.
В 1930-е годы в идеологии и практике
внешней политики США возобладал изоляционизм,
отвечавший, по мнению американских правящих
кругов, национальным интересам страны перед
лицом угрозы гегемонистских устремлений
Германии в Европе и Японии в Азии. После второй
мировой войны геополитические доктрины снова
вышли на авансцену. Задачи борьбы с коммунизмом
придали второе дыхание идее настойчивого
ознакомления других народов с американскими
ценностями. Их экспорт мог осуществляться, в том
числе, и с применением силы: "не против народа,
а против режима" (как показал опыт корейской и
вьетнамской войн, войны 1991 г. в Персидском заливе,
конфликта 1999 г. в Косово, данная схема не
срабатывала: страдали народы, а "режим"
оставался во время военных действий незыблемым).
Одна из особенностей такой политики -
интерпретация сопротивления Соединенным Штатам
как вызова не столько им самим, сколько ценностям
свободы, демократии и прогресса. (Демьян
наверняка воспринял отказ от его ухи как вызов
ценностям добрососедства и гостеприимства!)
Шведский исследователь послевоенной внешней
политики США Г. Лундестад назвал такую модель
"империей по приглашению" (Empire by invitation). [1] В политико-культурном лексиконе принят
термин "американизация", имеющий много
общего с термином "глобализация":
фактически это глобализация с включенными в нее
образцами американской национальной культуры,
бизнеса, товаров, услуг и др. [2] Отметим,
что Соединенные Штаты фактически стояли у
истоков этой тенденции еще в XIX в., когда
отстаивали принцип "открытых дверей" и
"равных возможностей" в мировой торговле,
будучи уверены, что в открытом экономическом
пространстве выиграют именно они.
Упрекать за желание разделить
собственный позитивный опыт с другими - глупо и
неблагодарно. Налицо бескорыстие дарителя: "у
меня это есть, и я хочу поделиться!". Даримые
ценности нетрудно понять: они конкретны,
"упакованы" и "расфасованы". Но понять
еще не значит принять. Можно напороться на
"подводные камни" чужой культуры. Однажды
представитель некой американской фирмы прочитал
чиновнику французского министерства,
осуществлявшему надзор за сделкой, целую лекцию
о преимуществах рыночного капитализма.
Американец был уверен, что его доводы неотразимы;
француз же, оказавшийся социалистом, нашел его
тон и слова оскорбительными. Позже французским
менеджерам пришлось улаживать конфуз в
министерстве и учить американца корректному
поведению. [3]
С американцами мы ни разу не воевали, а
в двух мировых войнах были союзниками. Америка
неоднократно помогала русским (во время голода в
Поволжье в 1921 г., поставками по ленд-лизу и т.д.). В
политике мы находим общий язык, особенно перед
угрозой международного терроризма. Не
сокращаются иммиграция и очередь за
американскими визами, программы туризма и
университетского обмена. В России укоренилось
многое из американской массовой культуры (лучшие
ли образцы, это другой вопрос). Но резко
отрицательное отношение к США не сошло со сцены,
часть россиян предпочла бы дружить с врагами
Америки, - этих людей гораздо меньше (если вообще)
раздражают страны, оставшиеся должниками России
или признанные международным сообществом
анклавами терроризма. С другой стороны, и у части
американцев уцелели негативные стереотипы в
отношении России. [4] Но почему?
Поставим вопрос иначе: почему в
российском менталитете гораздо большее хождение
получил "образ врага" в лице США, а не,
скажем, Германии, хотя наши только людские потери
в Великой Отечественной войне составили 27 млн.
человек? Военные вторжения всегда были
величайшим бедствием для России, а угроза
конфликта с Соединенными Штатами отсутствует. Но
в восприятии их образа, оценки их поведения - весь
спектр мнений: от полного одобрения до резкого
отрицания, причем полярность позиций нередко
подпитывается реакцией не на Америку, а спорящих
- друг на друга.
Антагонизм между Россией и США -
порождение и "холодной войны", и новой
политической реальности. Чтобы лучше понять его
сущность, остановимся на соотношении
политических (военных) и культурных конфликтов
между Россией и Европой. Каких было больше? Ответ
может удивить: политических. Даже во время
петровских реформ протест приверженцев старины
был нацелен против инициатора перемен, а не их
"иноземной" природы. Самостоятельно
европейская культура в Россию не продвигалась,
она "вводилась" царскими указами. А далее
европеизация протекала плавно и органично.
В целом, процесс шел без спешки и на
рациональной основе. Только то европейское, что
отвечало вкусам и потребностям русских,
отбиралось и приживалось. Очаги напряженности,
вроде "засилья немцев" в армии или в молодой
российской науке XVIII столетия, рассасывались без
больших усилий. Политические же и гражданские
ценности Запада трансформировались
"сверху" в эпоху реформ Александра II
применительно к российским условиям.
Европейцы обычно приезжали в Россию
ради заработка, и уже по этой причине держали
себя в культурном плане не агрессивно, а
толерантно, "политкорректно", извлекая
выгоду из status quo. Они не выходили из роли служащих
и исполнителей тех или иных заказов. [5]
Многие принимали российское подданство,
пополняя ряды военных, чиновников, купцов,
ученых, педагогов, даже крестьян, как немцы
Поволжья, и успешно ассимилировались, отличаясь
только нерусскими фамилиями. Нуждаясь в притоке
квалифицированных кадров, Российская Империя
была чем-то вроде "Америки" для соседних
стран. Русские же ездили в Европу больше ради
развлечений, лечения или учебы. Потреблять все
это можно было и "не теряя лица". Если и
возникал культурный протест, как, например,
славянофилов, то адресовался он своим же
"западникам".
Наполеон и Гитлер делали ставку на
военную силу, а не на культурную экспансию. Более
того, образ врага-завоевателя не имел ничего
общего с ценностями этих стран (война - отдельно,
ценности - отдельно). Так столетиями складывался,
несмотря на военные столкновения,
европейско-российский культурный консенсус,
совместное культурное пространство.
С американцами контакты и диалоги
развивались гораздо менее интенсивно. До 1917 г.
имели место обмен деловыми визитами и небольшой
американский бизнес в России. "Наплыв"
специалистов из США в СССР и учеба советских
стажеров за океаном в конце 1920-х - начале 1930-х
годов приняли беспрецедентный размах, но
американцы лишь выполняли советские заказы. В
годы второй мировой войны сложился, и тоже на
короткое время, военно-политический союз,
напоминавший брак по расчету - без глубокой
привязанности и влечения друг к другу. Далее -
"биполярный" мир в годы "холодной
войны", когда доминировало геополитическое
соперничество, а культурное пространство
заполнял "образ врага", создававшийся с
обеих сторон средствами пропаганды, не только
отталкивающий, но и по-своему интригующий
(поэтому публика по обе стороны океана всегда
испытывала большой интерес к приехавшим
"оттуда" мастерам искусств, выставкам и т.д.).
Из-за отсутствия демократической
традиции в российской политической культуре
развал советской системы не ослабил у россиян
желания иметь лидера, наставника, вождя. Наряду с
новой законной властью образовавшийся вакуум
заполнили... американцы. На рубеже 80-90-х годов
завораживающий образ американской мощи,
благополучия, уверенности в себе, непрерывного
прогресса, готовности помочь желающим пойти тем
же путем с силой ниагарского водопада обрушился
на обломки традиционных ценностей.
Интеллектуалы и молодежь уже были частично (на
уровне настроений и неприятия прошлого)
"вестернизированы" и приветствовали новые
ценности, другая часть общества пребывала в
растерянности или испытывала ностальгию и страх.
Защитные механизмы селекции, привычные
отношения с Западом на уровне "заказчик -
исполнитель" перестали работать.
С образом Америки не конкурировал в
этой ситуации никакой другой
(западноевропейские страны не взяли на себя
миссию, подобную американской), в то же время его
продвижение осуществлялось исключительно
интенсивно: выпускалась обширная популярная
переводная литература, посвященная истории,
экономике и культуре США, политическим
институтам, обычаям и традициям, образу жизни
американцев и т.д. По-другому решить задачу
"дистантного обучения" было, по-видимому,
невозможно. Но продвигавшиеся стереотипные
образы, самопредставления американцев и
американского (self-images) работали в режиме
напористой рекламной кампании.
Это создавало определенные неувязки -
прежде всего между "рекламными" и
"реальными" американцами, встреченными в
жизни или даже в литературе и кино, где герои не
всегда только побеждают, но и страдают,
ошибаются, разочаровываются, словом, ведут себя
"как люди". Разительно контрастировали
американские и российские традиционные (при
отсутствии других) культовые ценности, объекты
национальной гордости: американские -
вещественные, потребительские и ориентированные
на сегодняшний день; наши - событийные,
жертвенные и взятые из прошлого. Американский
self-image имел на вооружении постулат: "мы живем
хорошо потому, что..."; "мы довольны собой и
своей страной потому, что...". Российскому
адресату оставалось прочитать прилагаемое (или
подразумеваемое) объяснение, чтобы убедиться:
"у нас такого не было и нет...". От этого
понимания один шаг до комплекса неполноценности,
порождающего либо унылую апатию, либо зависть и
агрессию.
Из-за трудности разграничения
рекламных стереотипов и реальности возникали
сомнения в природе "продвигаемых" образов и
конфликты представлений, равно неглубоко
усвоенных. Например: на экране американцы обоего
пола подтянуты и спортивного вида, а в стране
полно толстых. Так называемые "сексуальные
домогательства" (sexual harassment) там, говорят,
наказуем, а в их фильмах полно сексуальных сцен в
общественных местах. Как сочетаются с хвалеными
индивидуализмом и свободой
добровольно-принудительные кампании по борьбе с
курением, с избыточным весом, "служебными
романами" и т.п.? Только избавились от
советского конформизма, как нам расхваливают
другой? Если Америка развивалась благодаря
иммиграции, почему получить иммигрантскую визу
становится все труднее?!
Американские политические
наставления: "решайте мирно чеченский
вопрос", "развивайте демократию",
"продолжайте курс реформ", "развивайте
рыночную экономику", - риторически оформлялись
как лозунги, на которые и в советские-то времена
не обращали внимания. Тяготы и потрясения 90-х
годов усилили в сознании многих россиян
традиционные ментальные напластования, [6]
абсолютно несовместимые с американской
культурой, а при появлении провоцирующих
обстоятельств - даже враждебные ей. Привычка в
трудные времена видеть перед собой врага
(особенно внешнего) в считанные годы
трансформировала образ доброго "дяди Сэма"
в обратном направлении, к оставшемуся от
"холодной войны" образу коварного хищника.
Как на грех, последовали события на Балканах...
Разумеется, "гибридный" характер
современных российских ценностей не допускает
какого-либо одностороннего обобщения, но к концу
ХХ столетия оформились силы, претендующие на
"возрождение России" как противовеса США на
международной арене.
В XXI веке чисто силовая или чисто
дипломатическая биполярность или
многополярность бесперспективны. Не
"центры силы", а "центры влияния" смогут
быть эффективными, а они должны опираться прежде
всего на экономическое благополучие и
социальную стабильность, формирующие культурные
общности и пространства.
У американцев было и есть чему
поучиться, но лучшие результаты дает свободный,
неторопливый, сознательный выбор. Демьяну не
надо потчевать гостя, пусть гость сам
рассчитает возможности своего желудка. Пример
культурного конфликта, когда даритель
рассчитывал на быстрый позитивный отклик, дает
рассказ широко читаемого, в том числе в
Соединенных Штатах, А.П. Чехова "Новая дача".
Построив рядом с убогой деревней
нарядную дачу, ее владелец захотел жить с
крестьянами в мире и дружбе. Его жена и дочь
занимались благотворительностью, деликатно и
мило общались со всеми, предлагали построить
школу, и далее в таком роде. Но деревенские новых
соседей не приняли и всячески пакостили им, пока
не выжили. Правда, один мужик так утешал барыню:
"Потерпи годика два. И школу можно, и дороги
можно, а только не сразу... Хочешь, скажем к
примеру, посеять на этом бугре хлеб, так сначала
выкорчуй, выбери камни все, да потом вспаши, ходи
да ходи... И с народом, значит, так... ходи да ходи,
пока не осилишь".[7]
The Russian literary image of a hospitable Damian, who so persistently urged his guest to overeat, that the guest rushed out, may symbolize the effects of imposing one's best as something superior (way of life, political system, economic success, etc.). Imposing one's best creates cultural resistance. American world-wide missionary intentions have met with such troubles. On the other hand, European-Russian cultural relations since the 18th century proved to be quite harmonious despite several devastating wars. What helped to foster a cultural consensus and avoid deep cultural split? Many Europeans came to Imperial Russia in search of earnings and career, this made them culturally tolerant and receptive. Many stayed in Russia, entered Russian elite or middle class. Russian ability to select what was really necessary for the national welfare, was also important. After the downfall of the USSR, American values rushed in to fill the "vacant room", and in doing so, their preachers expected quick positive outcome. A century ago the famous Russian author, Anton Chekhov gave in his story an example of a failed benefactor of such kind: only slow work with people who possess another culture can bring results.