В. Смирнов 1
Кеннан, г. Москва
В теории транзитологии "третьей
волны" и практике посткоммунистического
развития к числу наиболее сложных проблем
относятся поиски оптимальной модели
формирования гражданского общества и
демократической организации
политико-государственной власти. Подавляющее
большинство отечественных и зарубежных
исследователей эти поиски ведут под углом зрения
возможностей параллельного создания того и
другого. Лишь немногие, подобно Г. Попову или
А. Миграняну, выступают за "демократическую
диктатуру" или за один из вариантов
авторитарного государства в качестве
политико-властной гарантии осуществления
преобразований общества и его экономики.
Между тем характер взаимодействия
возникающего гражданского общества с новыми
институтами власти и управления зависит прежде
всего от исторических особенностей
трансформирующейся страны, доминирующей в ней
политико-правовой культуры, степени поддержки
элитами реформ и их согласия в отношении средств
и цены достижения этих реформ. Это относится в
первую очередь к России.
Все исторически предшествовавшие,
начиная с реформ Петра I, попытки модернизации
России осуществлялись "сверху", были в той
или иной мере насильственными, их целями и
одновременно участниками были
политико-государственные и экономические
институты и группы. Общество же не только в силу
характерной для доиндустриального периода
относительной слитности политической,
экономической и социальной сфер, но и вследствие
присущей данному периоду пропасти между
правящим количественно ничтожным меньшинством и
бесправным большинством 2 было
фактически пассивным объектом такой
вестернизации.
Марксистско-большевистский проект
трансформации страны несмотря на всю его
риторику народности был также революцией
авангарда, реализация декларируемых и подлинных
целей которой без массового террора и тотального
контроля партии-государства над обществом
оказалась невозможной. В ослаблении этого
контроля была, как это не парадоксально,
заинтересована едва ли не больше всех сама
номенклатура. В годы сталинских репрессий она
была в процентном отношении одним из главных,
если не главным, ее объектов. По мере перехода от
хрущевской оттепели к брежневскому застою
партийный контроль все сильнее тяготил
номенклатуру, поскольку препятствовал
конвертировать ее почти неограниченную власть в
собственность или передать хотя бы часть этой
власти по наследству. 3
Поэтому и "перестройка", и попытка
контрпереворота августа 1991 года, и
"переворот" декабря 1991 года с последующими
затем радикально-либеральными реформами были в
значительной степени инициированы и проводились
"сверху" конкурирующими группами
старо-новой номенклатуры. При всем кажущемся и
действительном разрыве между политикой
М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина их
объединяет стремление преобразовать страну не
столько исходя из доминирующего общественного
мнения и готовности общества к таким
преобразованиям, сколько на основе
представлений этих лидеров и окружающей их элиты
о целях реформы и о наиболее действенных путях ее
достижения. Но если Михаил Горбачев как в силу
своих личных особенностей, так и позиций элит, на
которые он пытался опираться, колебался между
желанием сохранить если не некоторые черты
партийно-советской системы, то в том или ином
виде Советский Союз, то Борису Ельцину как
особому типу личности и благодаря позициям и
качествам поддерживающих его групп и сил
свойственен радикализм.
Традиционно пассивная роль
подавляющего большинства российского общества
видна и из того факта, что и революция 1917 года, и
итоги конфликтов 1991 и 1993 годов решались по
существу в столице (в Петербурге - в первом случае
и в Москве - в двух последующих случаях).
Диссиденство и массовое движение протеста
интеллигенции, сконцентрированное
преимущественно в Москве и Ленинграде, не умоляя
мужества и благородства целей его участников, с
определенного отрезка времени тайно и явно
поощрялись, поддерживались и использовались в
борьбе одних групп номенклатурной власти против
других групп. Отсюда специфика антикоммунизма и
посткоммунизма в России в отличие от
декоммунизации стран Центральной и Восточной
Европы. У нас это, подчеркнем еще раз, явилось
скорее результатом внутриноменклатурных
разборок и ослабления партийно-советской власти,
чем следствием отторжения формирующимся
гражданским обществом прежней политической
системы и ее правящего класса.
Формирующиеся в 90-е годы общество и
государство являются во многом результатом
сложного взаимодействия этих унаследованных
историко-культурных свойств России,
преобразовательной воли лидеров и элит,
энергичного и нередко своекорыстного освоения
возникших экономических и иных жизненных
возможностей примерно 16-23% взрослого населения
страны, разнонаправленного сопротивления
нынешнему курсу реформ со стороны разрозненной
оппозиции и пассивной адаптации к новым условиям
большинства россиян. Сочетание этих основных
факторов и привело к созданию, по словам Дж.
Сороса, "системы грабительского
капитализма", которая по мере ее упрочения
переросла в "новую олигархию".
При всей чрезмерной критичности этих
терминов данное Соросом их содержание в целом
верно отражает искаженно-неустойчивое и
болезненно-переходное состояние общества и
политической системы страны и преимущественно
конфликтно-политизированные взаимоотношения
между ними. Возможен ли в сегодняшней ситуации в
стране переход на партнерско-правовые их
взаимоотношения? Для ответа на этот вопрос
необходимо хотя бы вкратце рассмотреть их
особенности.
При всем многообразии трактовок
гражданского общества 4 к числу
основных признаков этого общества в период его
становления в процессе распада
социалистического режима относятся появление
автономных от коммунистической правящей партии
общественно-политических организаций и
движений, возникновение среднего класса,
формирование "третьего сектора"
некоммерческих, неполитических организаций,
утверждение прав и свобод человека и гражданина
в рамках правового государства, сопровождаемые
укоренением в массовом сознании ценностей
свободы, рыночной экономики и представительной
демократии. Итоги прошедших десятилетних
преобразований страны с этой точки зрения
предстают весьма неоднозначными и во многом
незавершенными.
При всей бурности процесса
возникновения с конца 90-х годов первоначально
неформального движения, неформальных групп и
платформ, а затем и протопартий и политических
партий и несмотря на внешнее множество
общественно-политических объединений и сегодня
в России чрезвычайно мало хорошо организованных,
с устойчивым количеством членов и
последователей, активных и влиятельных
общефедеральных и межрегиональных объединений
такого рода. По единодушному мнению
отечественных и зарубежных экспертов, в стране
так и не сложилась подлинная и эффективная
многопартийная система. Созданные в период
"политического предпринимательства"
многочисленные политические объединения в своей
массе, за исключением КПРФ и ЛДПР, так и не вышли
из стадии общественных движений, "диванных",
протопартий, партий одного лидера. О слабости
политических партий, их неукорененности в
российском обществе, отсутствии подлинной их
поддержки со стороны населения свидетельствуют
и результаты эмпирического исследования
электорально-правовой культуры, проведенного с
нашим участием в 1996 году по заказу Центральной
Избирательной Комиссии Российской Федерации
(ЦИК РФ):
Одним из наиболее значимых
препятствий на пути становления гражданского
общества в России является малочисленность
среднего класса, не достигавшего, по самым
оптимистическим подсчетам, и до финансового
обвала августа 1998 года даже 20% населения страны.
Такое положение объясняется прежде всего
неразвитостью малого и среднего бизнеса из-за
криминально-олигархической составляющей
экономики страны и отсутствия реальной
поддержки этого бизнеса со стороны властей. К
этому добавляется огромный, многократно
превышающий таковой в западных странах, разрыв
между 10% самых состоятельных и наименее
обеспеченных слоев. Эта характерная для
слаборазвитых стран поляризация богатых и
бедных служит постоянным источником
социально-политической напряженности и
конфликтов, создает питательную почву для
политического экстремизма разного толка.
Названные негативные тенденции в
определенной степени уравновешивает быстрое
развитие организаций "третьего сектора", в
первую очередь благотворительных,
экологических, культурных, женских и, особенно,
правозащитных, которые в совокупности служат
значимыми каналами общегражданского участия,
обеспечения прав и свобод человека и гражданина.
Несомненным свидетельством движения России к
гражданскому обществу и демократическому
государству служит действующая Конституция
Российской Федерации, которая впервые в истории
страны провозгласила человека, его права и
свободы высшей ценностью и гарантирует их
осуществление согласно общепризнанным
принципам и нормам международного права. В
Конституции РФ закреплены практически все
признаваемые международными конвенциями
основные права и свободы. Однако, как отмечает в
своем ежегодном докладе Комиссия по правам
человека при Президенте Российской Федерации,
"наша страна находится в начальной стадии
перехода к гражданскому обществу и
строительства правового государства... Пока еще
не чувствуют себя ответственными за соблюдение
как многие законодатели, так и представители
исполнительной власти. Одним словом, нынешняя
Россия еще не смогла перебороть веками
формировавшиеся традиции недооценки человека,
пренебрежение к его правам и свободам" 5.
Текст доклада в изобилии содержит
доказательства приведенных выводов. Последние
подтверждаются и результатами опросов
общественного мнения, которое достаточно
негативно оценивает положение дел с соблюдением
прав человека в стране. Так, три четверти (75%)
опрошенных на вопрос "Как Вы считаете, права
человека в сегодняшней России соблюдаются или
нет?" ответили отрицательно. Кроме того, по
мнению 44% респондентов, за последние несколько
лет в России ситуация с соблюдением прав
человека ухудшилась, а еще 32% считают, что
ситуация осталась неизменной 6.
Наряду с этим следует подчеркнуть, что
данные опросы выявили значимость ценностей прав
человека для россиян. Так, более 50% граждан
считают соблюдение прав человека одной из
важнейших проблем по сравнению с другими
проблемами сегодняшней России, а еще 32% называют
ее довольно важной, но в ряду других проблем.
Только 2% населения полагают, что вопрос о
соблюдении прав человека не имеет никакого
значения.
Об относительно успешной
интериоризации ценностей демократии населением
страны свидетельствуют и такие данные
названного опроса для ЦИК РФ: по мнению 67%
опрошенных, свобода - это возможность
действовать в рамках устойчивого правопорядка, и
только 21% полагает, что свобода - возможность
действовать по личному усмотрению. Другим
индикатором степени интериоризации норм
демократии, включения их в базовые ценности
индивида является его признание выборов в
качестве основного средства и канала
формирования органов власти. С этой точки зрения
у российского общества есть серьезные основания
для определенного удовлетворения итогами
происходящих в последние годы реформ. Почти 60%
(59,2%) россиян разделяют эту позицию. Лишь 5,3%
полагаются исключительно на назначение
"сверху", так как не верят в способность
рядовых граждан эффективно осуществлять функцию
отбора руководителей путем участия в выборах. По
мнению еще 21,9%, следует в равной мере
использовать оба эти принципа формирования
органов власти.
То, что выборы стали одной из базовых
политических ценностей для большей части
российского общества, подтверждается и тем, что
только 17,4% респондентов одобряют использование
отказа от участия в выборах как средство
воздействия на власть и 23,5% респондентов
одобряют использование голосования против всех
в тех же целях. В то время как 67,1% не одобряют
абсентеизм избирателей, а 62,6% не одобряют
голосование против всех.
В более общем плане о степени
конгрюэнтности политического сознания россиян
гражданскому обществу можно судить по их
доминирующим идейно-политическим ориентациям. В
качестве таковых, учитывая ограниченность
партийных предпочтений россиян, были выделены
следующие агрегированные ориентации: левые - 16%;
правые - 13%; центристские - 71%. При всей условности
такой классификации ее достоинство - в
относительной нейтральности и ненасильственном
делении респондентов на эти типы ориентаций.
Бросаются в глаза разительные
перемены, произошедшие в сознании россиян всего
лишь за каких-то 5-6 лет. Еще в начале 90-х годов
левые ориентации, само слово "левые" были
столь популярны, что либеральные демократы при
всем их антикоммунизме, опираясь на абсолютное
доминирование в СМИ, упорно называли себя левыми,
а коммунистов и их сторонников - правыми. Сегодня
чуть больше 16% граждан твердо идентифицируют
себя с этим идейно-политическим спектром. Они
отличаются высокой политизированностью, которая
является во многом следствием их принадлежности
к протестно-активистской субкультуре. Имея
незначительный доступ к большинству главных
ресурсов власти (к финансам, СМИ, особенно
электронным, госаппарату, силовым структурам,
зарубежным и международным организациям и
фондам и др.), они придают повышенное значение
такому общедоступному ресурсу власти, как
участие в выборах, - 83% из них (по сравнению с 63%
среди центристов и 76% среди правых) верят в то, что
своим участием в голосовании они смогут изменить
что-либо в жизни страны. Выражение протестного
характера субкультуры сторонников левых
идейно-политических ориентаций многообразно.
Например, негативно оценивают направление
развития страны 62,8% сторонников левых взглядов
по сравнению с 49% центристов и 37,9% сторонников
правых ориентаций. И наконец, сторонники левых
взглядов обладают наибольшей партийной
приверженностью. Среди всех сторонников
политических партий в стране (напоминаем, они
составляют чуть больше 20% взрослого населения
страны) 55,5% являются сторонниками КПРФ. За ними
следуют сторонники:
По-прежнему малопопулярны правые
ориентации, несмотря на рост консервативных
настроений в обществе, уставшем от очередной
революционной ломки. С этим спектром себя
отожествляют прежде всего материально
обеспеченные и в основном удовлетворенные
процессом трансформации России - 51,2% из них
полностью или частично полагают, что страна
движется в правильном направлении по сравнению с
32,7% среди центристов и 30,8% среди левых, занимающих
такую же позицию.
Подавляющая часть граждан
предпочитает относить себя к нейтральному
политическому спектру - к центристам. Это
свидетельствует о многом, и прежде всего - о
непринятии большинством общества любого
радикализма, о стремлении этого большинства
избежать катаклизмов, гражданской войны, о его
готовности к компромиссам. Вместе с тем, частично
этих ориентаций придерживаются люди, не
занимающие сколько-нибудь четких общественных
позиций, которых называют "болотом",
наконец, просто конформисты - довольно широко
распространенный в советское время тип личности.
Отсюда столь высокая среди центристов доля лиц,
выбравших в данном опросе ответ "Затрудняюсь
ответить". Она нередко превышала в два, а то и в
три раза долю таких ответов на вопросы анкеты
среди придерживающихся левых и правых
ориентаций.
Таким образом, рассмотренные вкратце
основные черты гражданского общества в России
свидетельствуют о крайне неравномерном и
противоречивом их развитии. Общественное мнение
и даже более глубинные и устойчивые ориентации и
ценности граждан на сегодня чрезвычайно
противоречивы и расколоты. И дело не только в
отсутствии национальной идеи (национальной
идеологии). Наряду с несомненным возрастанием
доли лиц, разделяющих ценности свободы,
демократии, рыночной экономики, по-прежнему
высок процент лиц, стоящих по разным основаниям в
оппозиции к ним. Крайне низок уровень доверия к
основным институтам власти. Нет единства ни в
отношении к прошлому, ни в отношении
предпочтительных форм
политико-государственного правления и
устройства.
Представляется, что в силу такого
характера гражданского общества его становление
как самоорганизующейся и саморазвивающейся
системы, как "открытого общества" в России
невозможно без конструктивной роли государства.
Но чтобы государство при такой трансформации не
поглотило в очередной раз зарождающееся
гражданское общество, это государство и его
конституционную основу необходимо существенно
изменить.
Конституционная конструкция новой
политической системы, внешне заимствуя ряд
элементов преимущественно французского и
американского конституционных проектов и даже
будучи более продвинутой прежде всего с точки
зрения закрепления прав и свобод человека и
гражданина, спроектирована принципиально иначе.
Ее несущей конструкцией и даже фундаментом
является не столько суверенный народ и тем более
отдельный человек и гражданин, формально
наделенный всеми международно признанными
основными правами и свободами, сколько институт
Президента.
Как известно, редакция этой
Конституции спешно создавалась на основе идеи
превращения Президента в гаранта необратимости
реформ. Ее авторы, похоже, больше всего были
озабочены тем, как избежать в будущем возможного
вызова Президенту со стороны любого
оппозиционного института, прежде всего со
стороны Парламента. Тем самым, основной упор
делался на разрешение проблем прошлого, а не на
создание конституционно-государственного
механизма для решения задач реформирования
страны самим обществом. Конституция заложила
фактически модель дирижистской трансформации
страны сверху.
На опасное искажение структуры
государственной власти (вопреки
провозглашенному в статье 10 Конституции
разделению на самостоятельные законодательную,
исполнительную и судебную власти), заложенное в
данной Конституции, едва ли не первыми обратили
внимание зарубежные аналитики, прежде всего
американские. Такие наиболее критичные из них,
как Филип Редер и Стефен Холмс, назвали основные
положения Конституции РФ "строительными
блоками для автократии", а новую
государственную систему "плебисцитарным
цезаризмом" и "суперпрезиденством в
сочетании с парламентаризмом фигового листка"
7. По мнению другого американского
ученого Вильяма Кларка, действующая Конституция
РФ создала так называемый
"президентско-парламентарный режим", в
котором полномочия Президента и Парламента
сочетаются таким образом, что "способствуют не
только конкуренции и конфликтам между этими
двумя институтами, но и разрешению таких
конфликтов посредством осуществления
Президентом своего права игнорировать, избегать
или преодолевать Парламент" 8.
С приведенными оценками можно
частично согласиться. Ведь первое лицо
Российского государства конституционно и
фактически оказалось даже более независимым от
институциональных сдержек, чем Генеральный
секретарь ЦК КПСС, над которым висел дамоклов меч
его легального отстранения от власти в
соответствии с уставом партии, и чем первый и
последний Президент СССР, правовое положение и
легитимность которого в силу его избрания
Съездом народных депутатов СССР были
существенно слабее. Не случайно, основные споры
конституционалистов и политологов ведутся
вокруг того, находится ли Российский Президент
"над" тремя ветвями власти или "вне" их.
В действительности обе точки зрения справедливы.
Может быть, точнее было бы сказать, что ни одна
ветвь власти - ни законодательная, ни
исполнительная, ни судебная - не являются
самостоятельными во взаимоотношениях с
Президентом. Более того, взаимоотношения между
этими тремя ветвями власти опосредуются
конституционными полномочиями Президента, а на
практике осуществляются через институт
Президента, и прежде всего через его
Администрацию.
Система взаимоотношений Президента и
его Администрации с Правительством и его
Председателем парадоксальным образом, несмотря
на внешний радикализм посткоммунистической
трансформации политико-государственной системы,
сохранила суть советско-однопартийной модели.
Одни политико-государственные лица и
административно-управленческие органы обладают
решающей властью выработки и принятия решений,
но ответственность за них несут другие лица и
иные органы. Но если в Советском Союзе партийный
аппарат составлял единый жестко
централизованный и подлинный
властно-управленческий и контрольный аппарат, то
в современной политической системе России
президентский аппарат вплоть до последнего
времени во многом подменял аппарат
Правительства РФ, был гораздо менее влиятелен в
большинстве субъектов Федерации и почти не
различим на уровне местного управления и
самоуправления.
Могущество Президента РФ в отношении
трех ветвей федеральной власти заметно
ослабевает, а то и исчезает по отношению к
республикам, на уровне субъектов Федерации.
Стремясь получить при принятии Конституции РФ в
1993 году поддержку региональных элит, особенно
национально-республиканских, Президент и его
окружение пошли им на серьезные уступки. Поэтому
столь противоречива и невнятна Конституция РФ по
вопросам федерализма.
На политико-правовые процессы
оказывает существенное, причем нередко
негативное, воздействие особенности российской
элиты, ее крайняя фрагментированность и острое
соперничество, перерастающее по мере
приближения выборов в Государственную Думу и
Президента Российской Федерации в войну между ее
различными группами.
В конструкции
конституционно-государственной власти до сих
пор отсутствует демократический фундамент -
местное самоуправление, необходимость создания
которого была провозглашена как одна из целей
перестройки, а затем закреплена в действующей
Конституции РФ. В большинстве регионов страны и
сегодня из-за отсутствия собственной
финансово-материальной базы, независимых
источников финансирования, соответствующего
законодательства и, зачастую, из-за негативной
позиции региональных властей граждане не могут
решать самостоятельно свои собственные проблемы
даже на местном уровне.
В немалой степени этому
способствовало и то обстоятельство, что
устранение жесткого контроля над
государственными служащими со стороны КПСС не
было компенсировано ни установлением контроля
над ними со стороны гражданского общества, ни
допуском граждан к действенному участию в
политике и управлении. Даже центральный институт
представительной демократии - выборы, несмотря
на впечатляющее совершенствование
избирательного законодательства вследствие
почти монополии политических и
финансово-экономических элит на средства
массовой информации (прежде всего - на
электронные), финансово-материальные и
административные ресурсы, широкого
использования "грязных избирательных
технологий" и влияния на формирование
избирательных комиссий (в первую очередь на
уровне субъектов Федерации и ниже), нередко
являются скорее орудием контроля в руках этих
элит, чем "высшим непосредственным выражением
власти народа".
Все эти болезни российской
государственности усугубляются
незавершенностью судебной реформы, отсутствием,
как уже отмечалось, развитого гражданского
общества и подлинной многопартийности,
слабостью политических партий, которые в
демократическом обществе являются основными
посредниками между гражданами и
властно-управленческими структурами.
Формированию сильных политических партий
препятствуют как объективные, так и субъективные
факторы. Незаинтересованность в этом многих
влиятельных сил в стране можно
проиллюстрировать отсутствием до сих пор
федерального закона о политических партиях.
Между тем, непартийный характер избрания
Президента РФ делает его независимым не только
от какой-либо политической партии, но и от народа,
чьи интересы в той или иной степени выражают эти
партии. Одновременно лишенный прямой поддержки
какой либо политической партии Президент
становится объектом почти беспрепятственного
давления могущественных и своекорыстных
финансово-политических группировок.
Список дефектов российской
политико-государственной системы можно было бы
продолжить. Однако хотелось бы подчеркнуть, что
Б. Н. Ельцин удержался от соблазна,
усиливаемого настойчивыми рекомендациями ряда
лиц из его окружения и некоторых представителей
либерального лагеря, воспользоваться
неоавторитарной президентской
институциональной структурой, всей мощью
контролируемых им конституционно-политических,
финансово-экономических и силовых рычагов
власти для установления "демократической
диктатуры".
Маловероятным, но все же возможным
сценарием развития остается установление одной
из разновидностей авторитарно-персоналистского
режима на основе переноса проведения
федеральных выборов, введения чрезвычайного
положения с приостановлением ряда политических
прав и свобод, приостановлением действия (или
даже запретом) ряда общественных политических
организаций, переходом в основном на
регулирование "указным правом" Президента.
Гораздо предпочтительнее
реформирование Конституции и самой политической
системы на основе компромисса и консенсуса
ведущих кругов российского общества в поисках
баланса между такими императивами реформ в
России, как стабильность и развитие, свобода и
равенство, законность и справедливость,
легитимность и легальность,
общенационально-особенное и
глобально-универсальное, экономическая
эффективность и социальная защищенность,
управление и самоуправление, централизация и
децентрализация, федеративное и региональное,
светское и конфессиональное, индивидуальное и
общностно-коллективное (особенно в сфере прав и
свобод человека). Необходимы, хотя и чрезвычайно
сложны, поиски сочетания ценностей
консервативной, либеральной и социалистической
идеологий, имеющих сегодня в России неравное, но
значимое число сторонников и достаточно
влиятельных политических партий и других
общественно-политических организаций.
В силу чрезвычайной усложненности
процедур внесения поправок в Конституцию
Российской Федерации и ее пересмотра в
соответствии с главой 9 этой Конституции и
проведения выборов депутатов Государственной
Думы в 1999 году и Президента страны в 2000 году
изменения в Конституции РФ реально могут
проводиться не ранее конца 2000 - начала 2001 года с
учетом сформулированных и принятых большинством
общества основных параметров политической
системы и ее государственных составляющих.
Независимо от того, останется ли ныне
действующая смешанная форма правления -
полупрезидентская республика, трансформируется
она в чисто президентскую республику
(парламентарная форма правления, на наш взгляд,
маловероятна), необходимы серьезные
перераспределения полномочий между ветвями
федеральной власти, а также между федеральной и
региональными властями.
Как, желательно существенно расширить
полномочия Государственной Думы как подлинно
представительной и законотворческой палаты
российского парламента. Речь идет в первую
очередь о наделении ее правом парламентского
контроля, передаче ей частично от Совета
Федерации функций по назначению судей высших
судов Федерации и Генерального Прокурора,
повышении ее роли в формировании Правительства
страны. Политической стабильности
способствовало бы и введение правила, в
соответствии с которым пост Председателя
Правительства РФ будет занимать, как правило,
лидер (представитель) политической партии
(избирательного блока), получившей на выборах
наибольшее количество мест в Государственной
Думе. В этих же целях желательно уменьшить
количество оснований, по которым может быть
распущена Государственная Дума, а саму процедуру
роспуска усложнить.
Совет Федерации из преимущественно
органа сдерживания Государственной Думы и
выразителя интересов регионально-национальных
элит необходимо трансформировать в палату,
представляющую интересы всех жителей регионов.
Для этого нужен переход к формированию этой
верхней палаты Федерального Собрания РФ на
основе всеобщих и прямых выборов в субъектах
Федерации. Это будет способствовать началу
процесса объединения и укрупнения субъектов
Федерации.
Устранение дублирования полномочий
Президента и его Администрации с полномочиями
Правительства РФ можно достигнуть путем
дополнения вышеназванного порядка занятия поста
Председателя Правительства передачей ему и
Правительству ряда функций от института
Президента.
Требуется выработать
конституционно-правовые процедуры приведения в
соответствие Конституций (Уставов), законов и
иных нормативных актов субъектов Федерации с
Конституцией и законами Российской Федерации.
Другим императивом политико-государственных
трансформаций страны является завершение
выработки административной реформы и ее
поэтапное проведение.
Только в совокупности названных
средств взаимоотношения между обществом и
властью можно будет перевести на основу
безусловного соблюдения и реализации всего
спектра международно признанных прав и свобод
человека и гражданина, действенного и решающего
участия граждан в политике и управлении на всех
уровнях государства, прозрачности и
отзывчивости к потребностям населения органов
власти и управления, равноправного партнерства
гражданина и чиновника. Необходимой
предпосылкой такого перехода является обуздание
эгоизма властвующих групп и
финансово-промышленных олигархов, с одной
стороны, и готовность на компромисс оппозиции, с
другой, в условиях признания названных
конституционных принципов и принципов
взаимодействия гражданского общества и
демократической власти в качестве безусловных
ценностей значимым большинством элит и
населения страны, выработки согласия элит и
лидеров в отношении правил поведения и базовых
ценностей, целей и средств дальнейшего
реформирования страны и ее политической системы.