В. Смирнов 1
Кеннан, г. Москва

Российское общество и власть в период трансформации

    В теории транзитологии "третьей волны" и практике посткоммунистического развития к числу наиболее сложных проблем относятся поиски оптимальной модели формирования гражданского общества и демократической организации политико-государственной власти. Подавляющее большинство отечественных и зарубежных исследователей эти поиски ведут под углом зрения возможностей параллельного создания того и другого. Лишь немногие, подобно Г. Попову или А. Миграняну, выступают за "демократическую диктатуру" или за один из вариантов авторитарного государства в качестве политико-властной гарантии осуществления преобразований общества и его экономики.
    Между тем характер взаимодействия возникающего гражданского общества с новыми институтами власти и управления зависит прежде всего от исторических особенностей трансформирующейся страны, доминирующей в ней политико-правовой культуры, степени поддержки элитами реформ и их согласия в отношении средств и цены достижения этих реформ. Это относится в первую очередь к России.
    Все исторически предшествовавшие, начиная с реформ Петра I, попытки модернизации России осуществлялись "сверху", были в той или иной мере насильственными, их целями и одновременно участниками были политико-государственные и экономические институты и группы. Общество же не только в силу характерной для доиндустриального периода относительной слитности политической, экономической и социальной сфер, но и вследствие присущей данному периоду пропасти между правящим количественно ничтожным меньшинством и бесправным большинством 2  было фактически пассивным объектом такой вестернизации.
    Марксистско-большевистский проект трансформации страны несмотря на всю его риторику народности был также революцией авангарда, реализация декларируемых и подлинных целей которой без массового террора и тотального контроля партии-государства над обществом оказалась невозможной. В ослаблении этого контроля была, как это не парадоксально, заинтересована едва ли не больше всех сама номенклатура. В годы сталинских репрессий она была в процентном отношении одним из главных, если не главным, ее объектов. По мере перехода от хрущевской оттепели к брежневскому застою партийный контроль все сильнее тяготил номенклатуру, поскольку препятствовал конвертировать ее почти неограниченную власть в собственность или передать хотя бы часть этой власти по наследству. 3
    Поэтому и "перестройка", и попытка контрпереворота августа 1991 года, и "переворот" декабря 1991 года с последующими затем радикально-либеральными реформами были в значительной степени инициированы и проводились "сверху" конкурирующими группами старо-новой номенклатуры. При всем кажущемся и действительном разрыве между политикой М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина их объединяет стремление преобразовать страну не столько исходя из доминирующего общественного мнения и готовности общества к таким преобразованиям, сколько на основе представлений этих лидеров и окружающей их элиты о целях реформы и о наиболее действенных путях ее достижения. Но если Михаил Горбачев как в силу своих личных особенностей, так и позиций элит, на которые он пытался опираться, колебался между желанием сохранить если не некоторые черты партийно-советской системы, то в том или ином виде Советский Союз, то Борису Ельцину как особому типу личности и благодаря позициям и качествам поддерживающих его групп и сил свойственен радикализм.
    Традиционно пассивная роль подавляющего большинства российского общества видна и из того факта, что и революция 1917 года, и итоги конфликтов 1991 и 1993 годов решались по существу в столице (в Петербурге - в первом случае и в Москве - в двух последующих случаях). Диссиденство и массовое движение протеста интеллигенции, сконцентрированное преимущественно в Москве и Ленинграде, не умоляя мужества и благородства целей его участников, с определенного отрезка времени тайно и явно поощрялись, поддерживались и использовались в борьбе одних групп номенклатурной власти против других групп. Отсюда специфика антикоммунизма и посткоммунизма в России в отличие от декоммунизации стран Центральной и Восточной Европы. У нас это, подчеркнем еще раз, явилось скорее результатом внутриноменклатурных разборок и ослабления партийно-советской власти, чем следствием отторжения формирующимся гражданским обществом прежней политической системы и ее правящего класса.
    Формирующиеся в 90-е годы общество и государство являются во многом результатом сложного взаимодействия этих унаследованных историко-культурных свойств России, преобразовательной воли лидеров и элит, энергичного и нередко своекорыстного освоения возникших экономических и иных жизненных возможностей примерно 16-23% взрослого населения страны, разнонаправленного сопротивления нынешнему курсу реформ со стороны разрозненной оппозиции и пассивной адаптации к новым условиям большинства россиян. Сочетание этих основных факторов и привело к созданию, по словам Дж. Сороса, "системы грабительского капитализма", которая по мере ее упрочения переросла в "новую олигархию".
    При всей чрезмерной критичности этих терминов данное Соросом их содержание в целом верно отражает искаженно-неустойчивое и болезненно-переходное состояние общества и политической системы страны и преимущественно конфликтно-политизированные взаимоотношения между ними. Возможен ли в сегодняшней ситуации в стране переход на партнерско-правовые их взаимоотношения? Для ответа на этот вопрос необходимо хотя бы вкратце рассмотреть их особенности.
    При всем многообразии трактовок гражданского общества 4 к числу основных признаков этого общества в период его становления в процессе распада социалистического режима относятся появление автономных от коммунистической правящей партии общественно-политических организаций и движений, возникновение среднего класса, формирование "третьего сектора" некоммерческих, неполитических организаций, утверждение прав и свобод человека и гражданина в рамках правового государства, сопровождаемые укоренением в массовом сознании ценностей свободы, рыночной экономики и представительной демократии. Итоги прошедших десятилетних преобразований страны с этой точки зрения предстают весьма неоднозначными и во многом незавершенными.
    При всей бурности процесса возникновения с конца 90-х годов первоначально неформального движения, неформальных групп и платформ, а затем и протопартий и политических партий и несмотря на внешнее множество общественно-политических объединений и сегодня в России чрезвычайно мало хорошо организованных, с устойчивым количеством членов и последователей, активных и влиятельных общефедеральных и межрегиональных объединений такого рода. По единодушному мнению отечественных и зарубежных экспертов, в стране так и не сложилась подлинная и эффективная многопартийная система. Созданные в период "политического предпринимательства" многочисленные политические объединения в своей массе, за исключением КПРФ и ЛДПР, так и не вышли из стадии общественных движений, "диванных", протопартий, партий одного лидера. О слабости политических партий, их неукорененности в российском обществе, отсутствии подлинной их поддержки со стороны населения свидетельствуют и результаты эмпирического исследования электорально-правовой культуры, проведенного с нашим участием в 1996 году по заказу Центральной Избирательной Комиссии Российской Федерации (ЦИК РФ):

    Одним из наиболее значимых препятствий на пути становления гражданского общества в России является малочисленность среднего класса, не достигавшего, по самым оптимистическим подсчетам, и до финансового обвала августа 1998 года даже 20% населения страны. Такое положение объясняется прежде всего неразвитостью малого и среднего бизнеса из-за криминально-олигархической составляющей экономики страны и отсутствия реальной поддержки этого бизнеса со стороны властей. К этому добавляется огромный, многократно превышающий таковой в западных странах, разрыв между 10% самых состоятельных и наименее обеспеченных слоев. Эта характерная для слаборазвитых стран поляризация богатых и бедных служит постоянным источником социально-политической напряженности и конфликтов, создает питательную почву для политического экстремизма разного толка.
    Названные негативные тенденции в определенной степени уравновешивает быстрое развитие организаций "третьего сектора", в первую очередь благотворительных, экологических, культурных, женских и, особенно, правозащитных, которые в совокупности служат значимыми каналами общегражданского участия, обеспечения прав и свобод человека и гражданина. Несомненным свидетельством движения России к гражданскому обществу и демократическому государству служит действующая Конституция Российской Федерации, которая впервые в истории страны провозгласила человека, его права и свободы высшей ценностью и гарантирует их осуществление согласно общепризнанным принципам и нормам международного права. В Конституции РФ закреплены практически все признаваемые международными конвенциями основные права и свободы. Однако, как отмечает в своем ежегодном докладе Комиссия по правам человека при Президенте Российской Федерации, "наша страна находится в начальной стадии перехода к гражданскому обществу и строительства правового государства... Пока еще не чувствуют себя ответственными за соблюдение как многие законодатели, так и представители исполнительной власти. Одним словом, нынешняя Россия еще не смогла перебороть веками формировавшиеся традиции недооценки человека, пренебрежение к его правам и свободам" 5.
    Текст доклада в изобилии содержит доказательства приведенных выводов. Последние подтверждаются и результатами опросов общественного мнения, которое достаточно негативно оценивает положение дел с соблюдением прав человека в стране. Так, три четверти (75%) опрошенных на вопрос "Как Вы считаете, права человека в сегодняшней России соблюдаются или нет?" ответили отрицательно. Кроме того, по мнению 44% респондентов, за последние несколько лет в России ситуация с соблюдением прав человека ухудшилась, а еще 32% считают, что ситуация осталась неизменной 6.
    Наряду с этим следует подчеркнуть, что данные опросы выявили значимость ценностей прав человека для россиян. Так, более 50% граждан считают соблюдение прав человека одной из важнейших проблем по сравнению с другими проблемами сегодняшней России, а еще 32% называют ее довольно важной, но в ряду других проблем. Только 2% населения полагают, что вопрос о соблюдении прав человека не имеет никакого значения.
    Об относительно успешной интериоризации ценностей демократии населением страны свидетельствуют и такие данные названного опроса для ЦИК РФ: по мнению 67% опрошенных, свобода - это возможность действовать в рамках устойчивого правопорядка, и только 21% полагает, что свобода - возможность действовать по личному усмотрению. Другим индикатором степени интериоризации норм демократии, включения их в базовые ценности индивида является его признание выборов в качестве основного средства и канала формирования органов власти. С этой точки зрения у российского общества есть серьезные основания для определенного удовлетворения итогами происходящих в последние годы реформ. Почти 60% (59,2%) россиян разделяют эту позицию. Лишь 5,3% полагаются исключительно на назначение "сверху", так как не верят в способность рядовых граждан эффективно осуществлять функцию отбора руководителей путем участия в выборах. По мнению еще 21,9%, следует в равной мере использовать оба эти принципа формирования органов власти.
    То, что выборы стали одной из базовых политических ценностей для большей части российского общества, подтверждается и тем, что только 17,4% респондентов одобряют использование отказа от участия в выборах как средство воздействия на власть и 23,5% респондентов одобряют использование голосования против всех в тех же целях. В то время как 67,1% не одобряют абсентеизм избирателей, а 62,6% не одобряют голосование против всех.
    В более общем плане о степени конгрюэнтности политического сознания россиян гражданскому обществу можно судить по их доминирующим идейно-политическим ориентациям. В качестве таковых, учитывая ограниченность партийных предпочтений россиян, были выделены следующие агрегированные ориентации: левые - 16%; правые - 13%; центристские - 71%. При всей условности такой классификации ее достоинство - в относительной нейтральности и ненасильственном делении респондентов на эти типы ориентаций.
    Бросаются в глаза разительные перемены, произошедшие в сознании россиян всего лишь за каких-то 5-6 лет. Еще в начале 90-х годов левые ориентации, само слово "левые" были столь популярны, что либеральные демократы при всем их антикоммунизме, опираясь на абсолютное доминирование в СМИ, упорно называли себя левыми, а коммунистов и их сторонников - правыми. Сегодня чуть больше 16% граждан твердо идентифицируют себя с этим идейно-политическим спектром. Они отличаются высокой политизированностью, которая является во многом следствием их принадлежности к протестно-активистской субкультуре. Имея незначительный доступ к большинству главных ресурсов власти (к финансам, СМИ, особенно электронным, госаппарату, силовым структурам, зарубежным и международным организациям и фондам и др.), они придают повышенное значение такому общедоступному ресурсу власти, как участие в выборах, - 83% из них (по сравнению с 63% среди центристов и 76% среди правых) верят в то, что своим участием в голосовании они смогут изменить что-либо в жизни страны. Выражение протестного характера субкультуры сторонников левых идейно-политических ориентаций многообразно. Например, негативно оценивают направление развития страны 62,8% сторонников левых взглядов по сравнению с 49% центристов и 37,9% сторонников правых ориентаций. И наконец, сторонники левых взглядов обладают наибольшей партийной приверженностью. Среди всех сторонников политических партий в стране (напоминаем, они составляют чуть больше 20% взрослого населения страны) 55,5% являются сторонниками КПРФ. За ними следуют сторонники:

    По-прежнему малопопулярны правые ориентации, несмотря на рост консервативных настроений в обществе, уставшем от очередной революционной ломки. С этим спектром себя отожествляют прежде всего материально обеспеченные и в основном удовлетворенные процессом трансформации России - 51,2% из них полностью или частично полагают, что страна движется в правильном направлении по сравнению с 32,7% среди центристов и 30,8% среди левых, занимающих такую же позицию.
    Подавляющая часть граждан предпочитает относить себя к нейтральному политическому спектру - к центристам. Это свидетельствует о многом, и прежде всего - о непринятии большинством общества любого радикализма, о стремлении этого большинства избежать катаклизмов, гражданской войны, о его готовности к компромиссам. Вместе с тем, частично этих ориентаций придерживаются люди, не занимающие сколько-нибудь четких общественных позиций, которых называют "болотом", наконец, просто конформисты - довольно широко распространенный в советское время тип личности. Отсюда столь высокая среди центристов доля лиц, выбравших в данном опросе ответ "Затрудняюсь ответить". Она нередко превышала в два, а то и в три раза долю таких ответов на вопросы анкеты среди придерживающихся левых и правых ориентаций.
    Таким образом, рассмотренные вкратце основные черты гражданского общества в России свидетельствуют о крайне неравномерном и противоречивом их развитии. Общественное мнение и даже более глубинные и устойчивые ориентации и ценности граждан на сегодня чрезвычайно противоречивы и расколоты. И дело не только в отсутствии национальной идеи (национальной идеологии). Наряду с несомненным возрастанием доли лиц, разделяющих ценности свободы, демократии, рыночной экономики, по-прежнему высок процент лиц, стоящих по разным основаниям в оппозиции к ним. Крайне низок уровень доверия к основным институтам власти. Нет единства ни в отношении к прошлому, ни в отношении предпочтительных форм политико-государственного правления и устройства.
    Представляется, что в силу такого характера гражданского общества его становление как самоорганизующейся и саморазвивающейся системы, как "открытого общества" в России невозможно без конструктивной роли государства. Но чтобы государство при такой трансформации не поглотило в очередной раз зарождающееся гражданское общество, это государство и его конституционную основу необходимо существенно изменить.
    Конституционная конструкция новой политической системы, внешне заимствуя ряд элементов преимущественно французского и американского конституционных проектов и даже будучи более продвинутой прежде всего с точки зрения закрепления прав и свобод человека и гражданина, спроектирована принципиально иначе. Ее несущей конструкцией и даже фундаментом является не столько суверенный народ и тем более отдельный человек и гражданин, формально наделенный всеми международно признанными основными правами и свободами, сколько институт Президента.
    Как известно, редакция этой Конституции спешно создавалась на основе идеи превращения Президента в гаранта необратимости реформ. Ее авторы, похоже, больше всего были озабочены тем, как избежать в будущем возможного вызова Президенту со стороны любого оппозиционного института, прежде всего со стороны Парламента. Тем самым, основной упор делался на разрешение проблем прошлого, а не на создание конституционно-государственного механизма для решения задач реформирования страны самим обществом. Конституция заложила фактически модель дирижистской трансформации страны сверху.
    На опасное искажение структуры государственной власти (вопреки провозглашенному в статье 10 Конституции разделению на самостоятельные законодательную, исполнительную и судебную власти), заложенное в данной Конституции, едва ли не первыми обратили внимание зарубежные аналитики, прежде всего американские. Такие наиболее критичные из них, как Филип Редер и Стефен Холмс, назвали основные положения Конституции РФ "строительными блоками для автократии", а новую государственную систему "плебисцитарным цезаризмом" и "суперпрезиденством в сочетании с парламентаризмом фигового листка" 7. По мнению другого американского ученого Вильяма Кларка, действующая Конституция РФ создала так называемый "президентско-парламентарный режим", в котором полномочия Президента и Парламента сочетаются таким образом, что "способствуют не только конкуренции и конфликтам между этими двумя институтами, но и разрешению таких конфликтов посредством осуществления Президентом своего права игнорировать, избегать или преодолевать Парламент" 8.
    С приведенными оценками можно частично согласиться. Ведь первое лицо Российского государства конституционно и фактически оказалось даже более независимым от институциональных сдержек, чем Генеральный секретарь ЦК КПСС, над которым висел дамоклов меч его легального отстранения от власти в соответствии с уставом партии, и чем первый и последний Президент СССР, правовое положение и легитимность которого в силу его избрания Съездом народных депутатов СССР были существенно слабее. Не случайно, основные споры конституционалистов и политологов ведутся вокруг того, находится ли Российский Президент "над" тремя ветвями власти или "вне" их. В действительности обе точки зрения справедливы. Может быть, точнее было бы сказать, что ни одна ветвь власти - ни законодательная, ни исполнительная, ни судебная - не являются самостоятельными во взаимоотношениях с Президентом. Более того, взаимоотношения между этими тремя ветвями власти опосредуются конституционными полномочиями Президента, а на практике осуществляются через институт Президента, и прежде всего через его Администрацию.
    Система взаимоотношений Президента и его Администрации с Правительством и его Председателем парадоксальным образом, несмотря на внешний радикализм посткоммунистической трансформации политико-государственной системы, сохранила суть советско-однопартийной модели. Одни политико-государственные лица и административно-управленческие органы обладают решающей властью выработки и принятия решений, но ответственность за них несут другие лица и иные органы. Но если в Советском Союзе партийный аппарат составлял единый жестко централизованный и подлинный властно-управленческий и контрольный аппарат, то в современной политической системе России президентский аппарат вплоть до последнего времени во многом подменял аппарат Правительства РФ, был гораздо менее влиятелен в большинстве субъектов Федерации и почти не различим на уровне местного управления и самоуправления.
    Могущество Президента РФ в отношении трех ветвей федеральной власти заметно ослабевает, а то и исчезает по отношению к республикам, на уровне субъектов Федерации. Стремясь получить при принятии Конституции РФ в 1993 году поддержку региональных элит, особенно национально-республиканских, Президент и его окружение пошли им на серьезные уступки. Поэтому столь противоречива и невнятна Конституция РФ по вопросам федерализма.
    На политико-правовые процессы оказывает существенное, причем нередко негативное, воздействие особенности российской элиты, ее крайняя фрагментированность и острое соперничество, перерастающее по мере приближения выборов в Государственную Думу и Президента Российской Федерации в войну между ее различными группами.
    В конструкции конституционно-государственной власти до сих пор отсутствует демократический фундамент - местное самоуправление, необходимость создания которого была провозглашена как одна из целей перестройки, а затем закреплена в действующей Конституции РФ. В большинстве регионов страны и сегодня из-за отсутствия собственной финансово-материальной базы, независимых источников финансирования, соответствующего законодательства и, зачастую, из-за негативной позиции региональных властей граждане не могут решать самостоятельно свои собственные проблемы даже на местном уровне.
    В немалой степени этому способствовало и то обстоятельство, что устранение жесткого контроля над государственными служащими со стороны КПСС не было компенсировано ни установлением контроля над ними со стороны гражданского общества, ни допуском граждан к действенному участию в политике и управлении. Даже центральный институт представительной демократии - выборы, несмотря на впечатляющее совершенствование избирательного законодательства вследствие почти монополии политических и финансово-экономических элит на средства массовой информации (прежде всего - на электронные), финансово-материальные и административные ресурсы, широкого использования "грязных избирательных технологий" и влияния на формирование избирательных комиссий (в первую очередь на уровне субъектов Федерации и ниже), нередко являются скорее орудием контроля в руках этих элит, чем "высшим непосредственным выражением власти народа".
    Все эти болезни российской государственности усугубляются незавершенностью судебной реформы, отсутствием, как уже отмечалось, развитого гражданского общества и подлинной многопартийности, слабостью политических партий, которые в демократическом обществе являются основными посредниками между гражданами и властно-управленческими структурами. Формированию сильных политических партий препятствуют как объективные, так и субъективные факторы. Незаинтересованность в этом многих влиятельных сил в стране можно проиллюстрировать отсутствием до сих пор федерального закона о политических партиях. Между тем, непартийный характер избрания Президента РФ делает его независимым не только от какой-либо политической партии, но и от народа, чьи интересы в той или иной степени выражают эти партии. Одновременно лишенный прямой поддержки какой либо политической партии Президент становится объектом почти беспрепятственного давления могущественных и своекорыстных финансово-политических группировок.
    Список дефектов российской политико-государственной системы можно было бы продолжить. Однако хотелось бы подчеркнуть, что Б. Н. Ельцин удержался от соблазна, усиливаемого настойчивыми рекомендациями ряда лиц из его окружения и некоторых представителей либерального лагеря, воспользоваться неоавторитарной президентской институциональной структурой, всей мощью контролируемых им конституционно-политических, финансово-экономических и силовых рычагов власти для установления "демократической диктатуры".
    Маловероятным, но все же возможным сценарием развития остается установление одной из разновидностей авторитарно-персоналистского режима на основе переноса проведения федеральных выборов, введения чрезвычайного положения с приостановлением ряда политических прав и свобод, приостановлением действия (или даже запретом) ряда общественных политических организаций, переходом в основном на регулирование "указным правом" Президента.
    Гораздо предпочтительнее реформирование Конституции и самой политической системы на основе компромисса и консенсуса ведущих кругов российского общества в поисках баланса между такими императивами реформ в России, как стабильность и развитие, свобода и равенство, законность и справедливость, легитимность и легальность, общенационально-особенное и глобально-универсальное, экономическая эффективность и социальная защищенность, управление и самоуправление, централизация и децентрализация, федеративное и региональное, светское и конфессиональное, индивидуальное и общностно-коллективное (особенно в сфере прав и свобод человека). Необходимы, хотя и чрезвычайно сложны, поиски сочетания ценностей консервативной, либеральной и социалистической идеологий, имеющих сегодня в России неравное, но значимое число сторонников и достаточно влиятельных политических партий и других общественно-политических организаций.
    В силу чрезвычайной усложненности процедур внесения поправок в Конституцию Российской Федерации и ее пересмотра в соответствии с главой 9 этой Конституции и проведения выборов депутатов Государственной Думы в 1999 году и Президента страны в 2000 году изменения в Конституции РФ реально могут проводиться не ранее конца 2000 - начала 2001 года с учетом сформулированных и принятых большинством общества основных параметров политической системы и ее государственных составляющих. Независимо от того, останется ли ныне действующая смешанная форма правления - полупрезидентская республика, трансформируется она в чисто президентскую республику (парламентарная форма правления, на наш взгляд, маловероятна), необходимы серьезные перераспределения полномочий между ветвями федеральной власти, а также между федеральной и региональными властями.
    Как, желательно существенно расширить полномочия Государственной Думы как подлинно представительной и законотворческой палаты российского парламента. Речь идет в первую очередь о наделении ее правом парламентского контроля, передаче ей частично от Совета Федерации функций по назначению судей высших судов Федерации и Генерального Прокурора, повышении ее роли в формировании Правительства страны. Политической стабильности способствовало бы и введение правила, в соответствии с которым пост Председателя Правительства РФ будет занимать, как правило, лидер (представитель) политической партии (избирательного блока), получившей на выборах наибольшее количество мест в Государственной Думе. В этих же целях желательно уменьшить количество оснований, по которым может быть распущена Государственная Дума, а саму процедуру роспуска усложнить.
    Совет Федерации из преимущественно органа сдерживания Государственной Думы и выразителя интересов регионально-национальных элит необходимо трансформировать в палату, представляющую интересы всех жителей регионов. Для этого нужен переход к формированию этой верхней палаты Федерального Собрания РФ на основе всеобщих и прямых выборов в субъектах Федерации. Это будет способствовать началу процесса объединения и укрупнения субъектов Федерации.
    Устранение дублирования полномочий Президента и его Администрации с полномочиями Правительства РФ можно достигнуть путем дополнения вышеназванного порядка занятия поста Председателя Правительства передачей ему и Правительству ряда функций от института Президента.
    Требуется выработать конституционно-правовые процедуры приведения в соответствие Конституций (Уставов), законов и иных нормативных актов субъектов Федерации с Конституцией и законами Российской Федерации. Другим императивом политико-государственных трансформаций страны является завершение выработки административной реформы и ее поэтапное проведение.
    Только в совокупности названных средств взаимоотношения между обществом и властью можно будет перевести на основу безусловного соблюдения и реализации всего спектра международно признанных прав и свобод человека и гражданина, действенного и решающего участия граждан в политике и управлении на всех уровнях государства, прозрачности и отзывчивости к потребностям населения органов власти и управления, равноправного партнерства гражданина и чиновника. Необходимой предпосылкой такого перехода является обуздание эгоизма властвующих групп и финансово-промышленных олигархов, с одной стороны, и готовность на компромисс оппозиции, с другой, в условиях признания названных конституционных принципов и принципов взаимодействия гражданского общества и демократической власти в качестве безусловных ценностей значимым большинством элит и населения страны, выработки согласия элит и лидеров в отношении правил поведения и базовых ценностей, целей и средств дальнейшего реформирования страны и ее политической системы.

  1. Смирнов Вильям Викторович - кандидат юридических наук, зав. сектором Института государства и права РАН, вице-президент Российской ассоциации политической науки, член Комиссии по правам человека при Президенте Российской Федерации, член научно-консультативного Совета при Центральной избирательной комиссии Российской Федерации.
  2. В XVIII и XIX вв. это были, по существу, две совершенно различные культурно-языковые и социо-экономические общности.
  3. Вспомним, что дети крупных партийно-государственных работников никогда не получали значимых постов в этой сфере, а пределом их мечтаний была работа на Западе. Кстати, последнее обстоятельство сыграло пока еще по достоинству не оцененную роль в прозападных настроениях реформистских кругов в среде номенклатуры.
  4. Представление о таком многообразии дают: пять статей части I книги “Гражданское общество. В поисках пути”, под ред. А. Ю. Сунгурова, Санкт-Петербург, Политологический центр “Стратегия”, 1997; а также статья Ю. Жилина. “К эволюции понятия гражданское общество”. - В сбор.: Политический процесс и его противоречия”, М., ИСПРАН, Изд-во “Весь мир”, 1997. C. 88–98.
  5. О соблюдении прав человека и гражданина в Российской Федерации в 1996–1997 годах. // Доклад Комиссии по правам человека при Президенте Российской Федерации. М.: Изд-во “Юридическая литература”, 1998. C. 5.
  6. Там же. C. 74–78.
  7. Roeder P. G. Varieties of Post-Soviet Authoritarian Regimes. - In: Post-Soviet Affairs, 1994. Vol. 10. No. 1. P. 94; Holmes S. Superpresidentialism and its Problems, - In: East-Europen Constitutional Review. 1993–94. Vol. 2. No. 4. Vol. 3. No. 1, double issue. P. 123–125.
  8. Clark W. A. Presidential Power and Democratic Stability Under the Russian Constitution: A Comparative Analysis, Paper for the annual meeting of the Southern Political Science Association, November 3–5, 1994, Atlanta, Georgia. P. 23.